Когда девушка ушла, Иешуа ощутил сожаление по поводу того, что она не осталась, но то, что должно было произойти уже очень скоро сделала бы её прибывание довольно сложным, в первую очередь из-за него самого - видеть около себя равнодушное лицо или же просто заботу было бы невыносимым бременем... а скрывать от него мысли и чувства во время таких приступов было почти невозможно.
Господин Иешуа, я здесь... - голос Фиоре, вернувшийся из бездн памяти, голос той, кто была готова назваться его сестрою, лишь бы помочь, попытаться облегчить боль. Эти слова повторялись, вспыхивая в сознании огненными буквами, строками той книги, которая никогда не будет написана.. Иешуа сидел, чуть раскачиваясь, эти мысли о прошлом прервал лишь налетевший дождь, косыми струями бивший в лицо, заодно с ураганным ветром. Ещё бы минут десять назад это бесконечное ощущение ледяного огня на коже стало бы чем-то невыносимым, но сейчас апостол радовался ему как ребёнок, это облегчало боль, которой на самом деле не было, а было нечто иное, когда можно только сидеть, раскинув руки в стороны и безвольно склонив голову.
Шум в ушах звучал уже больше не утихая, но и не нарастая, голоса то дробились осколками льда, неразличимым, маленьками осколками, то громыхали раскатами грома, то сыпались тихим шелестом песка. Хотелось остановить, заморозить время, унять эту жару, озноб в теле, но нельзя, нельзя... только когда он сделает всё, что должен, можно будет вернуться в его мёртвую комнату на Эдеме и посидеть там час, два, неделю... столько, сколько Айон позволит ему...
Через несколько минут юноша понял что полностью и насквозь промок, вода текла по щекам, по носу, стекая по одежде... где-то неподалёку громыхнуло, казалось что небо расколось от грохота, а потом сверкнуло молния, казалось что она достала до самой земли, ударив, пробив земную поверхность где-то в лесу.
Скоро этим уже никого не удивишь... и пал Небесный огонь на землю и пожрал их всех.. так что ли говорилось о молниях? Как же красив будет мир в последние минуты агонии прошлой своей жизни.
