*Комната Иешуа, 7 часов утра.*
Тихий, еле доносившийся до него ветер - юноша сейчас стоял, смотря вдаль - он стоял так уже много часов, полностью одетый и почти неподвижный - после сна, когда он едва не был подчинён Пандемониум ему было не заснуть, голоса не давали ему не минуты покоя, зовя и зовя куда-то... Впрочем не они были причиной такого состояния - Шум и раньше доставлял ему много боли, но порою только помогал, истощая тело и позволяя ему проваливаться в такое спасительное и лёгкое забытье...
Тревожила его Милана - и вот уже больше дня апостол не мог найти себе покоя, смотря сейчас вдаль, в чистое, глубокое, совершенно иное, чем неподвижный покой его комнаты небо - но тревога и боль всё не проходили и не проходили... Приближался страшный, но в тоже время и манящий час, предчувствия раздваивались, даря равно боль и надежду, порою, на несколько мгновений, ему начинало казаться, что вот-вот произойдёт что-то хорошее... Но ощущение почти сразу же исчезало, оставляя ему ещё большие сомнения.
-Уже пора на сцену. Каро заждалась нас. - голос Айона разорвал мёртвый покой воздуха комнаты, апостол не слышал как тот отворил дверь - все звуки в комнате гасли, затихая - и лишь над грешником этот ледяной мороз был не властен. -Скоро настанет момент выбора, думаю ты понимаешь, о чём я... - тихий, но хорошо слышный шёпот, юноша закрыл глаза словно боясь увидеть перед собою лицо сестры - но слова грешника всё же были не о ней.
-Всё, что было надо, ты уже услышал, в тебе видят лишь тень прошлого - и никогда не прийдут к тебе самому, если ты, своей волей, этого не пожелаешь, как не пришли к тебе и сегодня, когда ты лежал на полу, едва живой. Впрочем, если не хватает сил забрать себе чужую волю целиком, то разреши всё мечом - и тогда твоя встреча с сестрою произойдёт в тот же самый день... - договорив это, Айон повернулся, выходя из комнаты и уже оттуда донёсся его тихий, но великолепно слышный голос: "пойдём, подкрепимся перед дорогой, тебе надо хотя бы один раз нормально поесть."

Молчание после его слов... Впрочем, наверное, девушка была полностью права, не говоря с ним сейчас, молчать было всё же лучше - и Иешуа просто улыбнулся, закрывая уставшие от сумеречного однообразия глаза - уставший после сна он уже не знал, чем может помочь и что может изменить. Захотелось спросить о сестре - что-то пробуждалось в памяти при мыслях об этом, кажется он о чём-то просил тогда - но сейчас юноша продолжал молчать, смотря вдаль, в тоже самое окно, рядом с которым стояла Милана.
Много боли, много мыслей рождалось в душе - но не высказать их, не облечь в слова, слишком много перемешано в душе, да и страшно это - открыться... Сделать тот самый шаг в неизвестность, о котором говорила Пандемониум.
-Сотнями, тысячами нитей опутывает нас Время, заставляя спешить, идти так далеко, как только хватает взора... Удастся ли кому-нибудь порвать эти сети? Даже силы моих рогов не хватает сейчас... - померкший, затуманившийся взор, Иешуа бледно улыбнулся, по-прежнему не смотря на девушку и допивая вино, пора было идти - в распоряжении оставались лишь несколько минут... безумно мало в этом мечущемся в предсмертной агонии мире.

-Ничего? - Иешуа улыбнулся, словно бы переспрашивая, впрочем слова девушки его отправляли обратно, ко сну, к словам Пандемониум. Болезненным, но от одного этого уже во многом правильным. -Ты хочешь убить меня? - тихие, еле слышные слова, у них было много смыслов, апостол вложил словно бы всю свою боль, всю пустоту, разъедавшую сердце - но вложил и надежду, единственное, что у него оставалось, то, что он заново нашёл уже здесь, на Эдеме.
Мягкая, кажущаяся сейчас чистой и печальной улыбка, юноша поднялся со стула, отстраняя еду в сторону, сейчас она была совершенно лишней - столь же серая и безликая, как и остальной мир. Меч, на этот раз положенный в ножны, прислонённый к ножке стола - странным образом он оказался тут, с момента своего сна Иешуа не видел его в своей комнате, он искал его ещё во сне - рука сама шарила по кровати и вокруг. Рога, проявившиеся на голове - сейчас они будут ему необходимы, людям не дано будет увидеть их - только образ, маску, которое породит их собственное сердце, преисполненное надеждами и страхами. Хотелось сказать ещё что-то, добавить, быть может упасть на колени, прижаться - но не хватало чего-то, быть может сил, а быть может - всего лишь взгляда девушки...

-Отчаяние... такие слова принадлежат боли. - всё, что смог прошептать апостол, виски снова начали болеть, боль прорывалась даже сквозь тени, становясь явной, наиболее яркой во всём мире. Или всё же нет... Он не стал говорить что-либо о том, что он видит и слышит, Милана была равно права и равно не права - и спорить было бессмысленно, в этом вопросе нельзя было доказать чью-либо правоту.
Крик Викара за окном - пора было выступать, Иешуа закутался в одежду, чуть сильнее сжав меч, лицо его сейчас было отрешённым - мир звал его, в очередной раз призывая к чему-то, он направился к двери, не зная, что ещё может сказать - и видя, что сказать что-то необходимо... именно сейчас, пока ещё можно что-то изменить.
-Наверное единственное, что я понял за все эти дни... - усталое лицо чуть-чуть озарилось светом, Иешуа поднял голову к потолку, на мгновение закрывая глаза. -это то, что полюбил тебя... быть может глупые слова... но они единственные, которые пришли в голову. Верь мне, чтобы не случилось... - договорив это, Иешуа вышел за дверь, медленно идя по оазрёнными сейчас каким-то странным светом, непохожим на обыкновенный, в нём было что-то от осени - и парк встретил юношу ею, листья, ещё вчера бывшие зелёными, к рассвету пожелтели и покраснели, зелёные листья ещё были - но не больше половины... Капал мелкий, чистый дождь, чистым был и воздух, которым хотелось дышать и дышать... Тени, царившие в мире до этого, казалось были не властны в этом месте. Викар опустился ему на руку, и на несколько секунд замер, после чего перенёс юношу в Рим.
Через несколько секунд после того, как Иешуа вышел, в комнату зашёл Айон, одетый в привычную ему одежду, улыбка демона была ехидной и немного самодовольной - происходило то, чего он давно уже ждал.
-Ну что ж... подождём минут десять и можно будет выходить на сцену. Весь мир сегодня будет смотреть на нас.

Викар, парящий в небесах... Иешуа проявился в Риме, никем не замеченный - прохожие в первые секунды не обращали на него никакого внимания, что не мешало их голосам доноситься до него - мысли почти сразу же стали расплываться, тоня в чужих эмоциях и чувствах... Они были ещё довольно-таки слабыми сейчас - ощущения по-прежнему были блеклыми, а мир вокруг был чем-то средним между тенью и цветом... они были слабыми, но их было много - слишком много. И в них начало появляться то самое единство, к которому стремился Айон.
Орёл, парящий в бесконечном, безлико-сером небе... Медленные шаги, Иешуа шёл, голоса казалось бы вели его, во всём мире реальными оставались лишь они, всё плыло перед глазами, туман - казалось, что туман окутывал весь мир, тёмный, липкий... Мелкие, редкие, но холодные капли, падавшие сейчас ему на кожу - юноша не совсем понимал, почему именно холодные - этого не должно было быть, он не должен был сейчас чувствовать холода! Но это всё же было. Холод... точно такой, каким он был последние дни, каким он был долгие годы в монастыре - настоящий холод рождается лишь одиночеством, когда робко протянутую руку отбрасывают в сторону.... точнее просто не замечают, смотря, но не видя. Навряд ли кто-нибудь из монахинь запомнил эти моменты - лишь один раз он открылся до конца, предложил - чтобы получить ответ о том, что лучше быть просто друзьями. Абсолютно честный, искренний ответ - да и не смогла бы Жанна сказать неправду в тот миг, он бы почувствовал и понял. Десятки случаев - Иешуа всегда с болью замечал, что его сердце тянется к любому огоньку, который появлялся рядом с ним, тянется - отчаянно боясь боли и поражения, заранее осмеянное ледяным и бесчувственным разумом, не желающим верить ни в какой успех. Сердце тянулось... но никогда не забывало о том, с чего всё начиналось, всегда в глубине помнило Розетту и Фиоре - и апостол раз за разом ощущал себя предателем, брошенным даже - абсолютно нелепое, нелогичное ощущение, от которого было тем не менее не избавится, в монастыре ему говорили покориться, отринуть самого себя, свою гордость, принять свет - а он не хотел, не мог принять свет, который был несправедливым. Не к нему - здесь у него не было сомнений. К другим.
Медленные шаги... люди, расступавшиеся перед ним, говорящие ему что-то - он не слышал, перед ним словно бы была бездна, нечто, затягивавшее в себя весь мир, тянущее ко всему - и к нему нити тумана, звучащие, ослепляющие... шаги - апостол шёл с лёгкой улыбкой на губах, с засунутыми в карманы руками - шёл посреди взглядов, бесчисленное число образов вставало перед глазами - наверное там было что-то и из самого детства, и из времён первой войны - когда он был с Фиоре... и из настоящего - когда Милана была рядом с ним... сотни образов, принадлежащих ему - и тысячи чужых, ненужных...
Каким он был тогда? Странным... это он знал наверняка. Отрешённым - большинство сторонних наблюдателей не видели ничего лишнего, ничего того, чтобы могло омрачить образ монаха. Бывал ли он счастливым? Бывал... когда огонёк загорался в сердце надеждою, почти что верой в то, что всё изменится, когда он встречал кого-нибудь, кто мог разделить его одиночество... Лишь перед ними он открывал свои чувства - нет, не их даже... скорее свою слабость, прося помощи и заботы. Можно было бы обойтись и без этого - его воли всегда доставало на то, чтобы скрывать боль, но Иешуа всегда стремился к другому... Страх - страх того, что ему не ответят, что слова и лицо ложны, это порождало просьбы о заботе - один бесконечный тест, в котором он прося помощи на самом деле спрашивал любят ли его... могут ли полюбить. По этой же причине юноша утомлял и Милану - с ней было сложнее всего, с нею было страшно, он хотел, он пытался верить - но это не получалось, мгновения веры и Света сменялись безднами одиночества и Тьмы, он тянулся к девушке, раз за разом - но так и не мог найти в себе чего-то...
Одиночество - единственное, что пожалуй не менялось эти долгие семь лет - и последние дни оно было самым страшным, не давая ни мига покоя, нет страшнее одиночества, чем быть рядом с любимой, с той, кто быть может не меньше любит тебя - и оставаться при этом порознь... Порою он ощущал себя больным - это ощущение вместе с одиночеством приследовало его с самого начала, порождая ненависть - точнее нечто иное, более глубокое и страшное, в такие моменты он боялся сам себя... Боялся тех моментов, когда становился демоном...
Медленные шаги... толпа на площади, где всё и должно было произойти расступалась перед ним, Иешуа уже почти не ощущал себя - взгляды, взгляды, взгляды... Казалось, что его ноги ноги идут уже сами по себе, что его нет - есть только медленно идущий образ, есть длинные, растянутые шаги, когда всё время казалось бы замерло в неподвижности...
Резкий окрик, апостол замер в неожиданности, сердце болезненно сжалось - непонятно почему... кто-то позвал его, не его образ - а его самого... За мгновение до того, как он встретился взглядами с зовущей, ему показалось, что это Фиоре... что она прийдёт и всё изменится, что они вернутся к прошлому... К такому чистому и светлому сейчас...

Тихие медленные шаги... Почему-то девочка услышала их - услышала несмотря на гомон многотысячной толпы, собравшейся перед собором Святого Петра, ждущей речи Папы Римского - ждущей со страхом и нетерпением, боящейся того, что происходило сейчас, боявшей потемневшего, как это и было сказано в Откровениях солнца - в городе происходили беспорядки, сатанисты всех мастей приносили людей в жертвы, пытаясь задобрить демонов... Страх и неуверенность царили в вечном городе, над которым во всей своей неумолимой полноте стал виден астральный поток... Озарявший город, в котором каждую минуту, из страха перед неизвестностью, проливались потоки крови.
Но шаги становились всё громче и Елена подняла голову, приподнимаясь и едва не упав от боли в вывихнутой ноге - вчера, когда она говорила о своих предчувствиях, люди избили её - впрочем это бывало довольно часто, все, кого она встречала боялись её предсказаний - и, в то же время, с нетерпением ждали их. Почти с самого рождения девочка обладала даром - видеть иначе, чем остальные люди, один глаз у неё был не зрячим - наверное как плата за это... Впрочем второй не подводил никогда, и сейчас она видела приближающегося человека - идущего мимо неё сквозь толпу, которая расступалась перед ним - не понимая даже, почему это происходит.
Медленно поворачивающаяся голова - незнакомец словно понял, что на него смотрят, и теперь сам смотрел на неё - и лишь сейчас девочка смогла разглядеть его лицо, принадлежавшее юноше - который казался ей тем не менее гораздо мудрее любого из окружающих их людей... В нём была сила - ослеплявшая, но разглядеть, тёмная ли она - как это бывало у демонов или же светлая, какая порою встречалась у наиболее праведных из монахов, она не могла, акое с нею происходило впервые - потому что всегда было заметно, Тьма в душе человека, Свет или же их борьба, в которой обе стороны не желают уступать.
Всхлип - почему-то ей стало страшно, незнакомец в один момент оказался рядом с нею, заглядывая в глаза, как в здоровый, так и во второй, незрячий, люди стоявшие вокруг что-то говорили ему, говоря, что она - бесноватая, колдунья... Бессмысленные для него слова - и рука касается её, исцеляя ногу - но не только нога исцелилась - открылся второй её глаз, слепой от рождения, девочк вскрикнула, не в силах удержаться от боли - не в теле, а в душе, которую сейчас словно бы рвало на части - если фигура незнакомца раньше была непонятной, странной, то теперь, в изменившемся зрении, она двоилась - и было непонятно и страшно - ноги, утопавшие в мервенном, тянущемуся к его силе тумане, выходящем из подземелий, но не видным пока что людям - и светлые крылья за спиною, ставшие на мгновение видимые всей площади, казалось бы они даже, на это самое мгновение отчисили от Тьмы солнце...
Буря восхищения прошедшая по площади - родители поднимали своих детей, чтобы дать им рассмотреть пришедшего к ним, на лицах некоторых людей были слёзы - пришёл тот, кого они ждали всю жизнь, ждали в сердце... А девочка продолжала дрожать - образ чистого и светлого человека, своей верой способного отвести от них беду, мешался с образом совратителя, самозванца, пришедшего соблазнить людей... Сила Света, крылья за его спиною - и холод, царящий в его плоти, голова, увенчанная не короной из света, а рогами... Она не знала, чему верить, не знала впервые - раньше Елена всегда доверяла своему сердцу, которое сейчас отчаянно билось, не зная, что ему предпринять, боясь ошибки... Впрочем незнакомец уже отошёл, идя вперёд, посреди моря кричащих ему приветствия и "осанна", девочка почти сразу же вскочила побежав за ним, ей было страшно смотреть на него - и страшно не смотреть, страшно остаться вновь одной...
Собор Святого Петра - Иешуа медленно поднимался по его ступеням, люди, смотревшие сейчас на него - и монахи, и и прихожане... Гнев, надежда, страх, стремление - всё это перемешивалось вокруг него, входившего с видом правителя, вернувшегося из изгнания, сотни, тысячи, миллионы взглядов людей сейчас были устремлены на него - не только этой площади и этого города, но и всего мира вокруг - и слишком тяжело было ощущать их... Голова, склонённая под тяжестью непроявлённых рогов - их время ещё не настало, в самом начале можно будет обойтись и без них.
Елена всё также шла за ним, она видела, как изменяются глаза людей, после того, как встречаются с ним взглядами, многие из монахов опускались на колени, многие приветствовали его - и лишь когда они вошли в это здание, нашёлся человек, пошедший против - папа Римский, застывший неподвижной статуей напротив Пришедшего- и немая дуэль взглядом, от которой едва ли не сыпались искры вокруг - и наверное посыпались бы, пожелай это любой из столкнувшихся... Но им обоим сейчас было совершенно не до этого. Неуловимый момент, когда монах сломался - удар-пощёчина свалил Иешуа с ног, взмах тем, чего не должно было быть у первосвященника - кинжал, относящийся к давнему прошлому, девочка бросилась, чтобы закрыть избранного - но она не успевала, не могла успеть... Удар прошёл почти что мимо - лишь слегка оцарапав кожу на кисти левой руки, апостол поднялся - и первосвященник отступил, падая на колени, побеждённый - но не желающий принять...
Тихий женский смех, раздавшийся в храме - Каро, до того бывшая на площади, телепортировалась внутрь, теперь это место уже было наполненно их силой, теперь можно было начинать. Взгляд, полный злорадства пал на первосвященника - она давно хотела увидеть это, после чего подала апостолу его меч, которым тот, по её мнению, должен был совершить суд над этим глупцом - необходимая мелочь, с которой лучше было не затягивать.
Впрочем Иешуа не стал с этим торопиться, замерев на несколько секунд и смотря на поверженного противника, в душе снова была странная боль, он не мог, не хотел... но был должен...
Незнакомец повернулся к ней, заглядывая в глаза, сейчас взгляд его обжигал Тьмою и Светом, девочка лишь отстранённо наблюдала, как ей протягивают меч, со словами - "Сделай то, что должна..." В голове Елены царила пустота - она вообще была не способна думать ни о чём, кроме глаз незнакомца, которого, как она уже поняла сердцем, зовут Иешуа... Пролепетав что-то в ответ, девочка подняла меч, в первые секунды показавшийся ей неподъёмным - словно гора оказалась в её руках, но взгляд не отпускал, не давая ни секунды покоя своею болью и желанием... С каким-то болезненным всхлипом девочка подняла наконец меч, сразу же ставший лёгким как пёрышко, занося над головою первосвященника... Десятки людей сейчас с жадностью смотрели на неё, желая оказаться на её месте - а тот, ради кого она это делала, отвернулся..