Тепло... ощущение того, что ты не один, что тебе есть кому верить, кому можно доверять. До-ве-рять... Уже много лет не было ни кого, кому Иешуа мог бы доверять по-настоящему, хотя бы на мгновение. Сейчас апостол чувствовал, что его тело перестало быть холодным, он чуть крепче обнял Милану, закрывая её от осеннего ветра, пытающегося пробрать плоть до костей. Можно было прочитать последнее четверостишье стихотворения, оно было добрым - но и страшным, в нём юноша со страхом почувствовал печать будущего, вещь, которую стоило избежать..
-Скажи... - тихий шёпот, юноша прикоснулся носом краешку уха девушки, едва удержавшись от того, чтобы положить голову ей на плечо. Что ты любишь меня... - впрочем этого он не сказал, лишь ветром мелькнула мысль, тут же скрывшись за осенним листопадом, вслух, одновременно с нею, апостол сказал совершенно другое: "Что ты будешь сильной... такой же, какой была моя сестра."

-Будешь... - эхом отклинулся юноша, он прекрасно понял этот смысл в слове "будешь", да он и не просил о большем, это было невозможно - и Милана была его единственной надеждой, той, кто могла спасти его. -И сможешь спасти демона... - он улыбнулся, проведя рукою по пряди волос девушки и наизусть начав цитировать начало одного из своих любимейших произведений: "Печальный Демон, дух изгнанья, летал над грешною землей, и лучших дней воспоминанья пред ним теснилися толпой; тex дней, когда в жилище света, блистал он, чистый херувим..." - чуть печально улыбнувшись, апостол поднял девушку, беря на руки и с улыбкой прижал к себе.
-Ну что, пойдём? Здесь есть одно красивое и одинокое место, посидим там, где нас никто не услышит и не увидит... - сейчас Иешуа ощущал в себе силы нести её на руках, это почти не требовало усилий - он словно бы вернулся в самое раннее детство, от которого остались только почти полностью стёртые воспоминая и ощущения счастья. Ему хотелось рассказать тм Милане обо всём, о его сестре, о годах жизни, о любви и о демоне...

-Да... потом ты поймёшь. - улыбнувшись, Иешуа ненадолго замолчал, объяснять что-либо было излишним - только любовь могла спасти демона, но неимоверно сложно было любить несмотря на мир и на самих себя, когда раны были в душах обоих любящих. Медленные шаги - они уходили из города, дорога перед ними всё больше заносилась жёлтой, осенней листвою - деревья готовились к зиме, презрев все законы времён года - впрочем их уже почти не было, природа была умнее людей, она знала, что на следующий денб будет Светопредставление, а потом, через несколько - следующая часть кары... Красивые, ярко жёлтые, красные листья - раньше здесь почти не было клёнов, но сейчас они появились, в какой-то момент апостол остановился, опускаясь на одно колено и, освободившейся рукою, поднял с земли чистый, красивый, красный кленовый лист, заткнув его за ухо девушки на манер перьев, которые носили в головных уборах индейцы. Он искренне надеялся, что Милана не обидится на него за эту маленькую шалость.
-Всё началось давным давно, в одном маленьком и заброшенном приюте, где жили маленький мальчик и девочка, старше его на один год... Я уже давно не помню её имени, лишь во снах она порою шепчет его... а я не могу запомнить. Мальчик болел - можно сказать, что он много лет почти не вставал с постели, тогда же его мысли стали отличными от того, что думали остальные дети. Они играли, бегали, мечтали о всяких мелочах, мечтали о полёте, о новой одежде... а он мечтал изменить весь мир, чтобы никто больше не болел, чтобы все были счастливы... Нет, он никогда не говорил этого вслух, он даже не догадывался тогда, о чём именно на самом деле мечтает, ему хотелось путешествовать и изучать мир, он читал книги о приключениях, фантастику, воображая себя их героями... - всё это время Иешуа размерянно шагал, бережно неся девушку на руках, следя за тем, чтобы по возможности не наступать на опавшую, красивую листву, устилавшую землю маленькой тропинки, ведущей всё выше и выше, они медленно поднимались на большой холм, но идти было ещё далеко. Хотелось видеть светящее ему солнце, но его пока что не было, очиститься от Тьмы светило суждено было лишь в четвёртой части, увидев свет четвёртого апостола...
-Как думаешь, был ли мальчик счастлив тогда?

Иешуа молча кивнул, спорить с Миланой было бессмысленно, да он и не хотел, зная что та права... но он не знал, что было бы, если бы ему предложили вернуться в прошлое и снова сделать выбор... скорее всего он взял бы рога - потому что даже не возьми он их в тот раз, сейчас он это осознавал, то это произошло бы чуть позже, когда дар окончательно измучал бы его. Дар...
-Ты права, он был счастлив тогда, но порою совершенно не мог найти себе покоя. Потому что ещё был дар, мучавший его ничуть не меньше, чем мучает его сейчас, спустя одиннадцать лет -  мальчик стремился стать сильнее, у него это получалось, но сила не только помогала побеждать слабость, но и преумножала мучения. Впрочем я ушёл в сторону. - апостол улыбнулся, смотря на необычно светлое лицо Миланы, девушка напоминала ему что-то неуловимое из прошлого, в её глубоких глазах порою можно было заблудиться легче, чем в самом запутанном лабиринте.
-Был ещё дар, возможность подарить чудо любому, на выбор, кроме самого себя. И мальчик страдал... нет, не от того, что не может вылечить самого себя, это чаще всего отступало в сторону - он помогал детсям в приюте, людям, которые были вокруг, но вокруг был и целый мир, который не уставал звать его. И он часто просыпался посреди ночи, смотря в окно, мечтая, мечтая... Он мечтал путешествовать вместе с сестрою, а потом написать книгу о неведомых странах, написать её так, чтобы все, кто её прочитали, тоже начали мечтать, чтобы их сердца коснулось тепло, чтобы они поняли как прекрасен мир... - бледно улыбнувшись, Иешуа замолчал, дальше начиналась боль, последние несколько месяцев, когда этот самый мир коснулся его лица - Тьмою, страхом, когда он перестал мечтать о путешествии, даже сестра почти что не заметила этого.
-А потом он понял, что никому в мире не нужно его чудо. Он читал - но не только книги, но и статьи в газетах, которые ему удавалось выпросить у взрослых... заметки о преступлениях и убийствах, о войнах, о демонах и сатанистах... Они не понимали, что ему давали, они рушили чудо, мир, в которое он верил. Это не было заметно, днём он играл, когда у него были силы, улыбался людям... он любил их, жалея только о своём бессилии. Его мечты изменились - и просыпаясь по ночам, он мечтал о силе, мечтал научиться управлять своим даром... - улыбнувшись, апостол ненадолго остановился, глядя на высокий холм, расстилавшийся вдали - идти ещё предстояло больше двух километров, а за ним начиналось море...
-Холм павшего ангела, его возвышенности напоминают фигуру с крыльями, ногами он обращён сейчас к нам, а голову и крылья омывает море. Рассказывают, что здесь, над этим местом, сотни лет назад бились светлый и тёмный ангелы, и светлый одержал вверх, низвергув противника на землю, но не став добивать и улетел. А когда тот очнулся, то был поражён красотой места, земли и деревьев, моря, чьи волны ласкали его ноги, был поражён красотою, которую чуть не разрушил сражаясь, и пожелал остаться в этой земле навсегда... С тех пор на этом месте возвышается холм, а ангел не уставая заботится об этой земле... Тебе никогда не хотелось такого? - улыбнувшись, на этот раз светло, апостол прикоснулся к волосам девушки, и опустил её на землю - несколько минут стоило передохнуть, он не чувствовал себя усталым - но в конце концов, если так и идти без отдыха, то в какой-то момент юноша мог просто свалиться без сознания. -ты самая красивая из всех, кого я встречал...

-Ты обвиняешь его... Это даже странно, он не хотел никому зла и никого не предавал - тогда. Просто у него немного не хватило сил. В этом мире самое страшное, что только может быть - это когда тебе не хватает сил, чтобы идти избранным путём... Вечная боль каждого из апостолов, чем сильнее ты становишься, тем больше препятствий на пути и никогда ты не обретёшь достаточно сил, подчиняйся ты Небу или... Или ты можешь сжать весь мир своею дланью, стать Богом в нём, образом, пред которым преклонятся все, но тебя... тебя почти не будет, на твоём месте будет сидеть статуя, тень... - последние два слова он прошептал, сжав Милану, ему было холодно, было страшно от мысли, что девушка оставит его одного, хотя бы на одно мгновение, станет одной из теней, призраком, покорным его воле... Впрочем та сказка, которую он рассказал, согревала, даря надежду... глупая, маленькая сказка, которую он слушал сотни раз...
-Навсегда остаться там, где тепло твоему сердцу, дарить не задумываясь, защищать - не себя, не просить ничего взамен, просто радуясь каждому дню... - он сам много раз думал о таком, но никогда не находил в себе сил, слишком ото многого надо было отказаться, а это стоило боли, много боли, которую не хватило бы сил перенести. -Я бы остался с тобою... - слова-продолжение, Иешуа вздрогнул, склоняя голову, боль - потому что в этих словах была правда, годы назад он разучился мечтать и только после встречи с девукой в его сердце снова загорелся этот пламень, пусть и на несколько мгновений...
-Забудь... ещё не время для этих слов, мы выиграем эту войну и нигде в мире больше не будет зла... - шёпот, юноша поднял Милану, продолжив свой путь, под ногами мягко хрустел песок, жёлтые листья устилали ему путь посреди зачахших, но всё равно красивых своею печальной красотою деревьев, росших по краям дороги -  отражение одного из самых старых его видений, которое он сейчас узнавал в мире, только там он был один, а вместо листьев и чистого воздуха был лишь туман...
-У нас осталось ещё пятнадцать минут... хочешь, я расскажу тебе о сестре мальчика и об их друге? - некий перевод темы, говорить о войне не было сил, апостол боялся следующего дня, заранее зная, что будет убивать.... с болью или нет - какая в принципе разница, итог всё равно будет одним. Сейчас юноше хотелось добавить к фразе ещё два слова: "Моя красавица" или нечто подобное этому, но Милана слишком уж явно показала, что не готова к подобному обращению... хоть и была достойна много-много большего... красавица... любимая...

-Глупая... ты судишь ребёнка как взрослого. Он не понимал всего того, о чём мы сейчас говорим, он просто поверил тому, кто пришёл к нему... не словам, не тону и не взгляду, а ему самому. - снова почти что шёпот, юноше было сложно об этом говорить, но он говорил, несмотря на режущую, выматывающую боль в висках. Усталость - ему не хотелось рассказывать всё до конца, обножать болящую душу, но это было и необходимо, было необходимо переступить через себя, рассказать о себе...
-Ещё у мальчика была сестра, которую он любил больше всего на свете, которая всегда была с ним, и никогда, кроме самого последнего дня не оставляла его в одиночестве. Наверное это был один из самых прекрасных даров, какие только можно было получить в детстве, но он пренебрёг этим, забыл о сестре всего на несколько минут, нет, не когда принял дар незнакомца, а минуту спустя, когда выходил из развалин приюта... Но я снова ушёл в сторону. - юноше хотелось прикоснуться к виску, который словно бы горел сейчас жаром, но ему нужно было ещё нести Милану - и поэтому он ничего не сделал, просто склонив голову и смотря на лицо девушки, стараясь не отрывать от неё взгляда ни на миг - даже мгновение без её тепла сейчас казалось страшным, пробуждая в нём бесконечный холод желаний и страстей...
Медленные шаги - словно дыхание, музыка, звучали сейчас в воздухе, Иешуа шёл, всей душою ощущая тихий, спокойный, осенний воздух, полный бесконечных созвучий, голосов, чистый и безмятежный... Листья падали порою ему на руки, на одежду Миланы, один даже пристал к её лицу - словно закрыв своим жёлтым сиянием всю её щёку, сделав девушку странно красивой - и апостол наклонился к ней, прикоснувшись носом ко щеке, чуть сдвигая лист в сторону, а потом поцеловав.
-Ещё была сестра, которая заботилась о нём, его единственная опора и защита в этом мире, который пожрал бы его, останься он хоть на миг один. И однажды они нашли потаённое место, закрытое от людей, нашли там и странное существо, непонятное людям, но доброе, ставшее им другом... От него мальчик услышал множество чудестных историй, услышал он и об астральном пути, где рождаются души всез живых существ, людей ли, демонов или ангелов... И это место звало его, оттуда происходил его дар, там должна была решиться его судьба - и мальчик понял это, мечтая взойти туда, раскинуть крылья, блещущие светом по всему небу, озарить весь мир своей мечтою... Эта мечта повела его, озарила и потом предала - потому что девочка не приняла его выбор, в миг, когда разлука угрожала им - угрожала лишь в её воображении, монастырь был готов принять обоих, она пошла не к нему, а к другу, заместила брата его же образом, предала настоящее ради прошлого... потерявшись сама и покинув брата в этом вечном круговороте времени. - закончив рассказ, юноша остановился на несколько секунд, чтобы отдышаться, не от тяжести той, которую нёс на руках - отнюдь нет, просто тяжело было возвращаться ко всему этому... к своему прошлому.
-Мальчик не винил ни кого... он сам был виноват, а осознание этого было самым страшным из всего, что только было - и он разучился прощать в тот роковой для всех день. Не смог простить самого себя - и теперь он мог нести только смерть, убивать, убивать, пусть и всегда чужими руками... Мне страшно без тебя, Милана... Каждая секунда, проведённая в одиночестве, ведёт во Тьму, каждый миг, когда ты смотришь на меня чужими, пустыми глазами убивает что-то во мне... Почему так?... Скажи, это потому, что я полюбил тебя?

На слова о предательстве Иешуа чуть покачал головою - он был согласен с ними, с тем, что сам предал, проблема была в другом - и он сам не мог объяснить до конца свои ощущения... В памяти всё было размыто, стройный рассказ ему с трудом удалось составить, вложив почти всё, что он помнил.
-Всё хорошо... того друга... его звали Хроно, не помню, говорил ли я тебе или нет... я совсем уже не помню его лица в те дни, только глаза.
После просьбы девушки о том, чтобы её  опустили на землю, апостол улыбнулся, выполняя её - хотя ему самому уже хотелось это сделать, в плоти всё сильнее нарастало ощущение пустоты, сопроваждавшейся обычным в последнее время процессом расплывавшихся мыслей.
-Не-еет. - это слово Иешуа протянул, подобно зевку, снова покачав головою, не высказать эти слова было много худшим, чем сказать их вслух, надо было сделать то, на что не хватило сил в прошлый раз... Вот только мысли всё больше и больше выходили из под контроля - и нельзя было проучиться за дальнешее...
-Милана? - несколько секунд он молча всматривался в её лицо, но ничего большего в голову не приходило, в воздухе повисало убивавшее его молчание и юноша просто прикоснулся к её руке, желая положить голову - на плечо, на руки, на колени, прикоснуться ноющими даже сейчас висками к её тёплой коже... -Пойдём... немного осталось, совсем немного... А где... а где моя сестра? ты не видишь её? Я же приглашал её сюда, утром... рано-рано утром... - к концу фразы апостол смешался, мысли совсем вышли из под контроля, он ощущал лишь Милану рядом с собою - и дорогу, укрытую листьями, всё прочее тонуло в тенях и многочисленных голосах, звучавших сейчас вокруг...

На вопрос о глазах апостол не стал сразу отвечать, подыскивая подходящие понятия - потухшие звёзды, тёплые угли камина, росинки на листьях деревьев ранним-ранним утром... но хоть в каждом из слов и была своя правда, ни одно из них не подходило к нему до конца, чего-то всё время болезненно не хватало... Впрочем найти это Иешуа не успел, слова Миланы - почти непонятные, болезненные, он их не понимал, точнее не понимал до конца их смысла, того, с чем они высказывались... Ему казалось, что она снова зовёт, пытаясь что-то ему сказать, спросить - но распадавшиеся мысли мешали ему, не давая сосредоточиться, под конец он просто заглянул ей в глаза, сейчас казалось бы озарившиеся каким-то неестесвенным светом.
-Ты хочешь спросить... не покину ли я и не предам ли  ещё и тебя? - тихий голос, чуть болезненный как и взгляд, но кричать тут совсем было не нужно.

-Может быть потому, что боль лучше одиночества? - юноша улыбнулся, прошептав это, скорее для самого себя, он не знал, как ему помочь девушке, дрожа от холода - сейчас это было даже иначе, чем обычно, словно что-то в его плоти распадалось, хотела распасться...
-Хочешь, я подарю тебе завтра звезду? - сделав шаг вперёд, юноша прикоснулся к её руке, притронулся пальцами, чуть проведя по коже - он боялся, что Милана отдёрнет руку, закроется, как это сделала чуть-чуть раньше... Он не должен был говорить, что любит её, хоть это и было правдой. -Ты поверишь её свету? - он печально улыбнулся, апостолу хотелось, чтобы девушка поверила ему, приняла руку, дав свою - и тогда никто, кроме них двоих, не смог бы разорвать эти объятия. А они не стали бы, найдя друг друга один раз в вечности, уже нельзя ни потерять, ни предать...

Холодно... но почему всегда так? почему я всегда должен сделать большее, чем могу? - шёпот, точнее мысли, неподвижная рука Миланы была словно стеною между ними обеими, девушка путала причину со следствием, но это было почти что невозможно объяснить.
-Я подарю тебе звезду... подарю её свет, пусть он и будет последним в моей душе. Если хочешь, возвращайся домой, обо мне не стоит беспокоиться, Айон всегда знает, где я. - последние слова апостол произнёс словно бы в сторону, отпустив руку девушки и уже не смотря на Милану, у него не хватало сил чтобы пробить этот холод - мысли продолжали растекаться во все стороны, апостол ощущал себя бесконечно усталым, но это становилось неважным. Всё, что он сказал, было глупым, было порождено болью его души - но именно поэтому он не смог сдержаться... хоть и очень хотелось просто, ничего не спрашивая, обнять...
Вдох - горячая голова чуть кружилась, Иешуа улыбнулся себе, смотря на росший невдалеке клён - все листья на его ветках были зелёного или жёлтого цвета, кроме одной - кроваво-красная, словно заляпанная кровью, она ярко выделялась из прочих, словно венчая собою дерево...

-Хорошо... - впрочем, соглашаясь с Миланой, апостол знал, что всё равно эта звезда будет, что когда звёздный свет вернётся в этот мир, одна из звёзд возьмёт от него частичку света, будет гореть чуть иначе, чем прочие. После следующих слов девушки, Иешуа прикрыл глаза, ощущая сейчас тепло и какую-то тихую радость, в которую лишь немножно впечатывалась усталость, бессилие перед миром, который даже в такие минуты полностью не отпускал его - и юноша просто стоял, смотря с какой-то робкой надеждой в глаза демонессы, он не знал, что ему сейчас надо говорить, как помочь ей - кроме Фиоре он почти ни с кем по-настоящему глубоко не общался, в монастыре он порою тянулся к некоторым из монахинь, но всё это быстро рвалось, ни одна из девушек не выдерживала его - или же отсутступал первым он сам...
-Тогда пойдём, немного осталось. - улыбнувшись, когда нашёл в своей душе эти простые слова, апостол ещё раз взял руку Миланы, надеясь что та не отдёрнет её и приложил к своей щеке, чуть наклонив голову в сторону.

Медленные шаги - теперь он больше не нёс Милану на руках и дорога казалась немного другой, полной каких-то странных ощущений, в сердце звучала музыка - или скорее песнь, принадлежавшая давным давно оставленному прошлому, лишь один день Азмария пела так - пела, даря миру свой Свет веры и милосердия в тот день, когда его прошлая жизнь оборвалась, порвавшись после неумолимого аккорда...
-Ты когда-нибудь слышала Азмарию? Её песнь, звучание, порою мне кажется что в тот, последний день, её слышал весь мир, готовый потонуть в крови и боли... Я часто вспоминаю эту песнь, словно боль звучит во мне, но ещё звучит и нечто, кроме боли, порою наполняющее тоскою сердце, а порою обрушивающее её во Тьму страстей... Милана... почему ты не можешь принять Рога? Мои рога? Ты говоришь, что они принадлежат Хроно, но его здесь нет и это лишь слова... что ты хочешь сказать ими мне? - Иешуа говорил очень тихо, почти что шептал, вспоминая музыку, он жалел, всегда бесконечно жалел, что не может сотворить ничего подобнго - словно весь мир засмеялся бы ему в лицо, когда он попытался бы сравнить свои стихотворения, музыку с этой красотою - столь нелепыми с чистотою сердца девочки они были. Это было даже страшно - потому что отнюдь не перед песней Азмарии готовы были преклонить колени все люди...

-Я... я понимаю тебя. Но сейчас ты совсем глупая... - тепло в голосе, апостол улыбнулся, прикасаясь лбом к плечу девушки и чуть мечтательно улыбнувшись, чтобы скрыть страх - он боялся, что та сейчас отпрянет в сторону ну или просто отстранится от него...
-Не пытайся решить, какой я настоящий... мне гораздо легче с рогами, только хочется, чтобы поскорее закончилась эта война. Тогда весь этот груз наконец-то перестанет на меня давить, люди перестанут от меня требовать большего, чем то, на что я способен... Знаешь, я никогда в жизни не радовался так, как в осенние дни своего первого года вместе с Айоном, тогда я верил, что всё будет хорошо, что всё изменится, тогда я помнил свою сестру и знал, что скоро найду её, заберу и мы все будем счастливы вместе... И меня больше не нужно будет защищать... - улыбнушвись, юноша открыл глаза, чуть отстранясь и кивая, словно говоря этим кивком - пойдём, нам совсем не много осталось.

-Не похожа... порою ты и есть ребёнок... которому то хочется играть в игры, то пытаться казаться взрослым... А порою мудрая и серьёзная. Наверное мы все такие - дети, которых лишили детства... - он улыбнулся, когда сказал последние слова, он так и не смог объяснить Милане до конца ту причину, по которой он начал этот разговор и надеялся, что девушка поняла её сама - прося его отказаться от них, она лишь увеличивала ту тяжесть, которую предстояло нести им, она словно бы повторяла его ошибку - совсем иным, незаметным и тихим образом, но всё же повторяла - корень был одним и тем же и не мог принести ничего, кроме боли... Впрочем об этом, в предверии Светопредставления, об этом совершенно не хотелось думать, и если бы не страх за девушку - совершенно иррациональный, но реальный, юноша просто бы молчал, стараясь излишне не задумываться над этой проблемой...
Наконец они дошли до самой вершины холма, подойдя к самому обрыву - пологий с одной стороны, это было отвесной скалой с другой, упираясь в ревущее и бьющееся о камни в десятках метрах ниже них серое море. Тяжёлое, сумеречное даже в дни, когда здесь стояло солнце, место, но Иешуа любил его, впрочем подходить к самому обрыву сразу не стал, сев на землю в паре метров от него.
-Думаю скоро ты познакомишься с моею сестрою, а кроме этого произойдёт что-то хорошее, совсем скоро... Но я совершенно не могу представить, чем бы это могло быть... Скажи, Милана... - впрочем юноша запнулся, сам до конца так и не поняв, почему спросил, но молчание было нелепым и он всё же продолжил, ощущая странную, ноющую тоску, одновременно с предчувствием будующей радости.
-Ты когда-нибудь видела Белый Город?... полный белых домов-дворцов, садов и парков, чистый и светлый, венчаемый высокой-высокой башней? Когда-то, давным давно я увидел его на несколько мгновений, когда сидел здесь...