Медленные, глухие шаги - Айон вошёл в комнату, подходя к женщине, его глаза были холодны и спокойны, было очевидно, что он даже и не собирается проводить "разбор полётов" - в этом на взгляд грешника не было необходимости... Замерев на несколько секунд, он передал Каро немного сил - совсем чуть-чуть, чтобы задержка перед отправлением за энергией не была слишком долгой, после чего взял из её безвольных рук рог, повертел его в руках, чуть ехидно разглядывая.
-Говорил же тебе, сломай их. Сделала бы раньше, меньше риска было бы. Хотя и так получилось неплохо, красиво даже. - улыбнувшись, Айон отошёл к Иешуа, заглядывая в его почти пустые сейчас глаза, после чего отошёл к окну, ища ауру Миланы - впрочем та была там, где он и ожидал, поэтому можно было позвать её - в противном случае грешник не стал бы тратить остатки сил и поступил бы чуть по-другому.
Милана, подойди в гостинную. Иешуа только что вернулся из монастыря, наверное хочет видеть тебя. Впрочем рады будут его видеть и люди, и если у тебя нет особого желания, то я лучше возьму его с собою.*Милане* - договорив это, Айон улыбнулся, поправляя очки, ему было интересно, каким будет сейчас Иешуа, если повторится нечто подобное вчерашнему ритуалу.

Ему было холодно. И почему-то - невыносимо больно, то лёгкое, торжествующее настроение прошло, растаяв ледяной метелью, апостол молча сидел на диване, не слушая Айона, который впрочем и не обращался к нему, сейчас что-то тёмное, незаметное простому взгляду, окутывало юношу.
Голос Миланы - он словно бы прорвался сквозь окружающий мир, разрывая его, апостол посмотрел на девушку, в глазах была боль и ещё что-то... Отчаяние быть может.
Впрочем Айон и не стал дожидаться того, что его попросят выйти - или выйдут сами, задерживаться дольше с энергией не было смысла и сказав на прощание: "оставляю его на тебя", грешник телепортировал вместе с Каро на землю, наблюдать за тем, что будет дальше ему не хотелось, не хотелось подавлять в себе попытки вмешаться, не допустить этой глупой, но необходимой ошибки. Ни один из оставшихся так и не осмелился сказать того, что быть может с самого начала ждал другой. Так уже было когда-то в прошлом, а значит и та же самая ошибка неминуема должна будет повториться и большие душевные силы означали лишь большую боль. Впрочем могли они и пройти через это испытание.
-Привет... со мною всё хорошо... А почему ты спрашиваешь?

-Сестра... я снова не нашёл её. До чего всё это странно, ведь я почти во всём и виноват... - мотнув головою, Иешуа поднялся с дивана, почти что ненавидящим взглядом осматривая всё вокруг, шум сейчас прозвучал звучать, но словно бы ослаб, не разбиваясь на многоголосье, в котором он мог утонуть, по-крайней мере на это его воли хватало.
На несколько секунд юноша замер, пытаясь вспомнить лицо сестры - что-то тёмное поднималось в его душе, лишая любого покоя, но вместо дорогого лица вспомнилось другое - испуганное и восторженное лицо девушки, с которой он встретился когда-то, получившей от него пощёчину...
-Милана... - тихий шелест губ, гасящий любую интонацию, просто слова, лишённые всякой окраски. -Если я тебя сейчас спрошу... ты ответишь мне? - лёгкая улыбка на губах, как и всегда не скрывающая боли, в нём сйчас боролось два противоположных желания, в результате чего лицо было странным... Быть может даже гораздо более живым и чувствующем, чем обычно.

Тихое согласие Миланы... Почему-то Иешуа знал, что та просто согласится, это было неприятно - как и то, что девушка называла его на вы... Кажется он уже говорил ей об этом, но она не послушала. Вздохнув, он отвернулся ненадолго, бросив взгляд в окно, ему хотелось сейчас увидеть солнце - пусть даже холодное и осеннее, но всё равно греющее. Холодно - в предверии той Тьмы, которая была и оставалась в нём.
Нечто, похожее на плеск мерно бьющихся волн - апостол повернулся обратно, заглядывая в глаза Миланы, он не знал, что было сейчас с его лицом - да это и не важно было...
Знаешь, до чего может довести человека одиночество? Когда ты один посреди мира, в котором каждому есть дело до твоего дара, но нет дела до тебя? - смех заплескался в глазах, впрочем он походил скорее на боль, юноша ощутил как рога до боли начинают давить на кожу висков, на кости черепа... Когда у всех, кроме тебя есть надежда, а тебе остаётся лишь дарить её другим и идти в никуда? - лишь память и боль, не слишком важные сейчас, но они были им, апостол шагнул к Милане, заглядывая в её глаза, ему казалось, что весь мир растаял в тенях, тенью стал и он сам, а остались только они... Тьма, перемешивающаяся сейчас со Светом была в нём, на лице была печать умирающей красоты утра, ледяной осени, которая могла показаться страшнее всякой Тьмы.
-Ты не оставишь больше меня одного? - произнося тот самый вопрос, о котором он говорил, Иешуа протянул руку к щеке Миланы, желая прикоснуться к её коже, провести по ней кончиками пальцев...

Что-то прокатилось по воздуху - незаметное в комнате, но излившееся из неё, приведшее приборы лаборатории в паническое состояние, Иешуа замер, боясь заглянуть в глаза девушки - почему-то ему сейчас было стыдно перед нею, в душе рождался страх - перед собою, таким, каким он бывал с Фиоре, в результате чего она вылизывала ему руку, пыталась принести к Айону, заранее зная, что они оба уже не нужны грешнику, но пытаясь уцепиться за соломинку, помочь...
-Если я попрошу тебя... выполнишь то, что попрошу? Уйдёшь, не пытаясь оставаться когда это опасно... Не попытаешься встать между мною мною и моим противником, кем бы он ни был? - каждое слово довалось с трудом, всё это было компромиссом между светом и тьмою в нём, порою ему хотелось упасть на колени рядом с нею, а порою - повелеть... бесконечные перепады настроения, сейчас происходившие почти что каждую секунду, порою доходившие до того, что ему было невыносимо продолжать стоять рядом с Миланой... Уже много лет никто его так не обнимал...

Ответ... ответ был тяжёлым, вот только сердце почему-то было почти счастливо - боль ненадолго утихла, оставшись лишь воспоминанием. Но рождалось и другое - подобие страха, впрочем девушка долна была понимать...
Иешуа открыл сознание - так, как понимал это, снимая желание закрыться, не показывать никому то, что только его... Он не знал, поймёт ли его девушка, Айон понимал, а никто другой до сих пор не пытался.
Он сам, с лицом, которое несмотря на солнечный день освящено лишь красным светом глаз и рогов... медленно тянущаяся рука - наклониться, заглянуть в глаза умирающей жертвы. Губы, растянувшиеся в насмешливой улыбки и, кровь, которая текла с левой руки, яркими каплями падая на песок...
-Защитить меня... от этого? - блекло улыбнувшись, Иешуа чуть отстранился от неё, склоняя голову, он чувствовал себя уставшим - снова голоса начали распадаться, занимая его сознание... -Нет сильных или слабых врагов... Есть они.. есть я. и есть их гнев. А кроме них есть Хроно и Айон. - договорив это, юноша замолчал, он не знал, как ему продолжить, ему не хотелось, чтобы Милана вообще была рядом в такие моменты. -Ты же пообещала не оставлять меня одного? Глупая... - он чуть приобнял девушку, прикоснувшись холодными пальцами к её волосам. -Твоим самым страшным врагом буду я сам. Я боюсь даже представить, что может случится. Твоим самым страшным врагом будешь ты сама. Война это лишь внешнее... она никогда не кончится пока Айон не одержит свою победу.

-Они мои... почему ты никак не можешь понять? Я дал им больше, чем Хроно, он никогда не использовал их в полную силу... - Иешуа говорил о силе, способной остановить время... До тех пор, пока Хроно не был лишён рогов, он не обрёл эту силу - юноша пришёл к такому выводу, вспомнив и заново узнав своё прошлое... В памяти, однако, было воспоминание и о том, как умер Айон после удара правого рога... Странно было осознавать, что грешник постоянно вынужден терпеть причину своей смерти рядом с собою. После этих слов юноша поднял голову, чуть запрокинув её и закрыв глаза - вопрос был неприятен, возвращая его к прошлому, к самому началу и апостол отошёл, опускаясь на диван и тихо вздохнув - говорить на подобные темы не было ни сил, ни желания, но лучшего времени, чем сейчас не было...
-Просто жить... я никогда не мог этого. Хотя нет, когда-то, в прошлом... Два раза, на зарях моей жизни, когда у меня не было в первый раз дара, а во второй раз - его проклятия. Потом... потом я сам отказался от этого, раз уж мне дана сила - то надо использовать её... а потом я сам взял большее, чтобы изменить весь мир. Бред? - поток слов и впрямь показался бредом, но высказать сейчас ничего большего он не смог, голова отказывалась решать сложные задачи, когда надо было разбираться в своих мотивах, думать о том, как объяснить Милане всё это.
-Ты узнаешь... скорее всего очень скоро. - ненадолго замолчав, после этой фразы - говорить о том, что он сделал, у Иешуа не было сил и он чуть приподнял руку, с улыбкой смотря в воздух перед собою. -Тебе наверное часто хотелось жить нормальной жизнью, как люди? Избавиться от дара, от памяти, взять всё то, что составляет их жизнь... я прав?

Голос... ненадолго ему захотелось, чтобы Милана замолчала - просто перестала говорить... у него не было почти что сил слушать это, было бы много лучше, если бы они просто посидели рядом... Слишком много лишнего сейчас было в голове.
-Ты веришь своим словам? Что предав самого себя, предав того, кто стал мне почти отцом... лишь для того, чтобы избавиться от боли, можно начать новую жизнь, лучше этой? Что если рога будут сломаны, что-нибудь изменится? Я уже давно не верю в это. - хотелось сказать, добавить, что он уже почти ничему не верит - но это было лишнее. Голос юноши по-прежнему был тих, он несколько раз то смотрел на девушку, словно выискивая что-то в её глазах, то отводил взгляд в сторону, теряясь в пустоте воздуха, что был вокруг.
-Почему так все боятся боли... - последнюю фразу он почти прошептал, не видя почти ничего в голове появилась мысль о том, что он хотел поехать в путешествие сегодня... вот только голова совсем отказывалась предложить куда именно им стоит пойти и поэтому юноша пока промолчал, пытаясь собрать мысли воедино и решить эту проблему.

Улыбка... губы растянулись в ледяной насмешке, впрочем Иешуа сейчас не смотрел на Милану - его взгляд был обращён скорее в пустоту, на что-то, видимое только ему одному, нечто тёмное исходило сейчас от апостола, могло показаться, что он тянул к девушке невидимые, но от того ещё более страшные длани...
-Я сильнейший. Поверь мне. - юноша встал, подходя к Милане, мысли по-прежнему раслывались, не желая собираться, но надежда, исходяя от девушки была слишком сильна... и говорить дальше о том, что у него не было ни малейшего желания менять не имело смысла... Однажды он предал Айона, сам того не желая и менее всего желал, чтобы это повторилось. -Почему ты так боишься? - лёгкое прикосновение к волосам, улыбка на лице - апостол взялушку на руки, с лёгкостью поднимая её с пола, всё тёмное на его лице словно бы в один миг исчезло, заменившись спокойствием, почти безмятежностью - неожиданная, казалось бы невозможная трансформация. Странное, неественное ощущение тепла и покоя, до боли напоминавшее что-то в прошлом...
-Давай уедем сегодня? - почему-то он говорил об этом в старых выражениях, свойственных ему в приюте - или чуть позже, уже в новой жизни, странно выглядящие сейчас. -У тебя были в жизни какие-нибудь места, заставлявшие петь сердце?

Боль? - почему-то вспомнился ритуал, голова Пандемониум, менявшая судьбы мира... Никогда он не чувствовал столь сильного восхищения, как и столь сильных страха и боли. А были ли у него места, куда можно было бы уйти сейчас, не дожидаясь когда ему захотелось бы чего-то одного? Да, наверное... И только сейчас вспомнилось, что он так и не задал вопрос, который было наверное необходимо задать - спросить, убъёт ли она его, если это станет необходимым. Что-то пробудилось ненадолго в юноше, отразившись на его бледном и на несколько секунда странно холодном лице. Тяжкое осознание того, что если такой миг настанет, то он просто-напросто прикажет, дав волю той Тьме, которая в обычных случаях просто плескалась где-то в глубинах души. Впрочем миг, как ему и положено, прошёл, а не растянулся в вечность.
-Ты бывала когда-нибудь в Англии? Я когда-то, в самом начале, успел немного пожить там, кажется два месяца или около того... Хотя те места, которые запомнились мне могут показаться немного мрачными... - голос был тёплым, не выдавая ничем тех мыслей, которые родились в нём за секунды до этого, юноше хотелось уже отпустить её - это было тяжело, какое-то ощущение даже не усталости, а пустоты по всему телу, уже начало присутствовать.

-Да... берег моря, помню скалу, возвышающуюся над морем... Не скалу наверное, просто обрыв, тогда, в первый раз, он мне показался очень высоким. - юноша замолчал, вспоминая то место, оно было диким - именно так, каким-то свободным, чуждым что ли всему человеческому... Серые волны внизу, разбивавшиеся об острые камни, небольшой клык - каменная глыба, поднимавшаяся из-под воды в десятке метров от того, что можно было назвать берегом... Он был там всего несколько раз - его почти не отпускали тогда, да и он сам не пытался убежать, очень редко когда осознавая, кто он и что он. Лишь в день, когда за ним приехал Лемингтон, апостол сплавал туда - это оказалось легче, чем он думал, в глубине души, перед самым началом, он ощущал, что не выберется живым из волн, но тогда ему было почти всё равно. Кто-то дал ему тогда шанс - или же это он сам... Вот только непонятно, зачем.
Шум снова принялся выводить юношу из себя, обжигая прикосновениями голосов и Иешуа отпустил Милану, только сейчас осознав, что она попросила его это сделать.
-Там наверное сейчас уже день... хочешь побывать там? Заодно навестим тот, первый мой монастырь. Там всё было совершенно другим. - чуть жаль было, что пришлось отпустить Милану, но под самый конец девушка словно бы испугалась его - или же просто отгородилась, ощущение взаимной чуждости на несколько секунд стало непереносимым... -Я по-моему уже обещал показать его, сестра... Там было много красивых старых яблонь, помню мы всей компанией собирали их. - последнее юноша проговорил с улыбкой, он не заметил, что назвал Милану сестрою, просто ему хотелось немного согреть её...

-Пойдём. Прекрати ты беспокоиться обо мне, пока ты рядом, мне тепло... хорошо... - последние слова он произнёс, мечтательно прикрыв глаза, на несколько мгновений юноше показалось, что прямой, нежный солнечный луч коснулся его лица, когда он договаривал последние слова, но миг, как это всегда и бывало прошёл, после чего апостол посмотрел на девушку, позволяя рогам исчезнуть - сейчас он избрал медленный, постепенный способ, когда они словно "втягивались" в виски, исчезая, оставляя лишь привычные следы на коже - они походили на вздувшиеся сосуды, но это было на самом деле не так - то, что порою происходило с его руками, невозможно было объяснить сосудами. Милана удивилась чему-то... или ещё что, но апостол сейчас не мог понять, почему, в те нескольк секунд, что он пытался понять это, мысли совершенно размылись, заставив заболеть виски, в результате чего юноша прекратил эти попытки, надеясь что девушка потом сама скажет ему всё...
-Сможешь телепортировать нас в... кажется это было в Девоне... Ты можешь увидеть мои воспоминания? Я наверное не смогу объяснить словами где это... - перед глазами встала дорога, старая яблоня, под которой он сидел и сидел под дождём, пока монахиня не подошла и не забрала его... Она спрашивала у него тогда что-то, но он сидел и молчал...

Тихий, сырой ветер... Иешуа замер, после мига телепортации, не решаясь открыть глаза - н закрыл их, после того, как Милана прикоснулась к его руке - бесконечно долгий миг, когда тело словно бы было разорвано в пространстве. Тепло её руки - ненадолго ему показалось, что он всё же сможет поверить ей, как когда-то верил сестре - и верил Айону сейчас, но снова лишь ненадолго - разум, со сойственной ему жестокостью обрушил это чувство.
Но всё это сейчас было маловажно - ветер, столь знакомый ему по прошлому... Юноша открыл глаза, не узнавая этого места - заброшенные, искарёженные, покосившиеся, местами обугленные дома, с разбитыми окнами, безжизненный, осенний ветер, несущий столбики дыма по сельской улице - до самого города ещё было довольно-таки далеко, но ощущение того, что он найдёт там тоже самое, не проходило.
-Как пусто. - нелепые слова, произнесённые вслух, хотелось звать и звать прошлое, заранее зная, что оно не вернётся. Лишь дерево стояло там, где оно было шесть лет назад - но уже почти сухое, лишь несколько веток ещё пытались жить на этой старой и дряхлой дикой яблони... всего лишь несколько веток, лишённые цветков и плодов.
Вздрогнув, юноша сорвал с груди галстук, одетый им только для визита в монастырь и бросил его в воздух, наблюдая как он медленно улетает, падая на землю и катясь по ней.
-Осень пришла и сюда... Как думаешь, скоро ли будет весна? - апостол взял Милану за руку, чуть сжав её, ощущая какой-то почти панический страх перед холодом, расползашимся по его плоти.

-Знаю... Я всегда ждал эту, последнюю осень. - тяжёлые, гнетущие душу воспоминания, о моментах, когда он почти что сходил с ума от отчаяния, когда самые бредовые мысли казались вполне разумными. Странный, болезненный стыд за них - за их полную глупость, ощущение, подобное ледяной игле рождалось в его сердце, лишая покоя, не давая смотреть спокойно в спину отошедшей Милане - та словно уходила сейчас прочь от него, готовая в любой момент исчезнуть, потонуть в голосах, которые никогда не прекращали звучать в мире...
-Останься... - хотелось закричать, но всех сил хватило лишь на то, чтобы помешать голосу быть равнодушным, поэтому Иешуа просто шептал, глядя в землю перед собою. Хотелось добавить что-то ещё, но слова тонули в горле, бессильным перед страхом, никогда наверное за всё время юноше ещё не было так страшно, как сейчас, он не знал, вернётся ли Милана, захочет ли.
-Я... я... - взгляд стал абсолютно беспомощным, бессильным сделать что-либо...